ПУБЛИКАЦИИ В.И. ШУБИНА

 В. И. Шубин

ТЕОКРАТИЯ КАК СИНТЕЗ «СВЯЩЕНСТВА И ЦАРСТВА»

Буквальный смысл слова теократия - "власть Бога". Исторически эта форма государства сложилась в архаичных цивилизациях и имела под собой основание. Надо было представить государственную власть в ореоле божественного происхождения и, видимо, другого пути прорыва от варварства к цивилизации не было. Дело сводилось не просто к освящению верховного владыки - это будет уже позже. Не от бога власть, сам владыка - живой Бог: вот основная интенция теократии. Первые фараоны, верховный инка в Мезоамерике, Гильгамеш у шумеров, первые императоры Китая и Японии, - Боги, ибо они таковые по рождению. Например, первый микадо - Дзиму вел происхождение от богини Солнца - Аматерасу. Это не полубоги греческого эпоса, как допустим, Ахилл или Геракл, а именно Боги. Верховная государственная и сакральная власть являли собой подлинный синтез, это была в глазах подданных того времени именно власть Бога, цементирующая социум.

Теократия сыграла свою прогрессивную роль на заре цивилизации, но с усложнением социальной организации перестала быть необходимой. С выделением касты жрецов, а затем и крупных церковных объединений идея теократии и сам теократический принцип превращается в свою противоположность - становится орудием борьбы за власть в обществе. В развитых цивилизациях складывается теория и практика клерикализма. Такова парабола судьбы принципа теократии, лишний раз подтверждая гегелевский постулат о превращении всего "в свое иное".

Клерикализм или стремление к нему - это власть клира, т.е. церковной организации. Во всех развитых цивилизациях имела место борьба между светской и церковной властью. Уже жрецы среднеегипетского царства оттеснили фараонов от власти. Гоббс и французские просветители в Новое время подняли знамя антиклерикализма, считая наличие двух властей: светской и религиозно-церковной - источником смут и мятежей в обществе помехой в прогрессивном развитии общества.

Почему так получается? Почему теократия переродилась в клерикализм? И почему на протяжении многих веков шла и идет война между светской и церковной властью. Ведь сравнительно недавно шиитская церковь в Ираке захватила государственную власть и установила власть клира - диктатуру аятолл.

На прошлых чтениях после доклада "Судьба русской православной философии" мне был задан вопрос: "А что такое Церковь?" - я ответил, что это объединение верующих и клира, имеющее целью удовлетворение религиозных потребностей верующих. Ведь любое объединение нуждается в организующем начале. Даже временное объединение - пассажиры в троллейбусе - имеют  организацию; стабилизирующим началом здесь является кондуктор и водитель. Но какими-то странными, до конца непонятными чарами любая организация стремится выйти из-под контроля объединения и превратиться в самовластное начало, забывая о целях и смысле, ради чего она возникла. Франциск Ассизский создает орден нищенствующих, в начале в нем было только 6 человек, целью которого было пропаганда личным примером, образа жизни, как он виделся в Нагорной проповеди. И что же? Орден со временем превратился в орудие инквизиции и умирающий Франциск Ассизский выходит из ордена.

Игнасио Лойола оставляет военную карьеру и пораженный тем, что творится в католической церкви, тоже задумывается над вопросом: как вернуть чистоту веры и чистоту церкви. К своему удивлению он обнаружил, что этот вопрос его заинтересовал инквизицию. Пришлось бежать от испанской инквизиции во Францию, где он создает орден Иисуса. И что же? Орден превратился в зловещую организацию, которая знала только одно - любыми средствами увеличивать свою власть. В конце концов, Орден превратился в конкурента Ватикана и папе пришлось в 1773 году распустить орден.

Карл Ясперс как-то заметил, что в XX в. впервые в мировой истории возникли государства-преступники. Назначение государства - поддержка порядка и регулирование социальной жизни, а власть - инструмент для этого. Но цель и назначение государства как бы забываются, власть становится самоцелью, ради власти государство превращается в Левиафана, пожирающего миллионы живых людей.

Вот этого превращения в свое иное не избежала ни одна Церковь. Заботы верующих постепенно отходят на второй, а то и на третий план, на первое место выдвигаются частные, партикулярные интересы клира. Тому история нам ряд примеров пишет.

Достаточно напомнить о цезаризме папства. Но и православие не избежало этого искушения. В истории русской православной церкви клерикальные тенденции четко проявились в деятельности Иосифа Волоцкого и патриарха Никона. Оба считали "священство выше царства". Причем не имело значения социальное происхождение; Иосиф Волоцкий был из бояр, а Никон - из нижегородских крестьян. Оба были готовы пустить реки крови для насаждения власти клира. Иосифа Волоцкого вдохновлял пример испанской инквизиции, особенно деятельность Торквемады, а Никона называли "Русским папой". Оба заботились о том, чтобы, прежде всего, верующие служили Церкви, а уже потом Богу. Это и есть суть клерикализма.

Зададимся вопросом на манер Канта: как возможен клерикализм? Ведь в Новом завете нет его следов. Изречения Христа: "Богу - Богово, а Кесарю - кесарево", а также: "Царство мое не от мира сего", или: "Ищите же прежде всего Царство Божие и правды его" - никак не вяжутся с претензией Церкви быть выше государства. Новый Завет в принципе несовместим с таким суррогатом теократии как клерикализм. Эта идея и практика заимствована  из  иудаизма.  Вспомним,  как  верховный  жрец Самуил помазал Саула на царство. Но независимо от заимствования, клерикализм возможен только тогда, когда общее подменяется частным, т.е. интересами только церковной иерархии. В этом случае забота о религии подменяется заботой о церковной организации.

Надо помнить о том, что современная Церковь живет в секулярном мире. В 1821 г. в Берлине вышла "Философия права" Гегеля, в которой он высоко оценивает вклад христианства в европейскую культуру, но добавляет: все это в прошлом. Идеология и новые суеверия сужают поле религии и в этих условиях создается иллюзия, что Церковь может компенсировать потерю, занимаясь не свойственными ей функциями. Это особенно характерно для протестантизма. Авторитет есть, но от религии остается одна форма.

Ведь общественное сознание носит ценностный характер, т.е. оценивает идеи, поступки, государство и т.д. С моей точки зрения, назначение религиозного сознания заключается в том, чтобы люди различали где греховное, а где святое и всему давали оценку с этих позиций. Если этого нет - остается одна видимость религии, хотя на каждом шагу могут быть храмы с толпами посетителей. Я развожу понятия "сила религии" и "сила Церкви". В 1917 г. были разгромлены 200 тысяч дворянских гнезд, т.е. усадеб. Уцелели немногие, которым успели дать охранные грамоты, как, например, Ясной Поляне. Революционеры от кадетов до Паолей Цин соблазнили людей лозунгом "Грабь награбленное" и превратили народ в чернь. А ведь все это багатство можно было использовать и не уничтожать. Церковь начисто тогда проиграла этой стихии грабежа. А ведь храмов и монастырей было много и прихожан в них тоже. И режим был не безбожный, православие было официальной религией и поддерживалось государством. А чего не было? - Главного - религиозности.

И противоположный факт: 1978 год. В Афганистане кучка европейски образованных революционеров совершила революцию. Первыми декретами Революционного совета уничтожается монархия, уравниваются в правах мужчины и женщины, конфискуется земля у помещиков и духовенства (300 тыс.священников). Земля передается безземельным и малоземельным дехканам. Но раздел не получился. Как только уезжали из кишлака представители Революционного совета, появлялся мулла и говорил, что воровать грех. За 10 лет республики земля так и не была поделена. А у нас в 90-е годы уже верхи стали чернью: разворовали собственность, наработанную 3-мя поколениями советских людей. Грабеж имел место в 1917 г., когда было полно церквей, ив 1991 г., когда их было мало. Так высветился критерий религиозности: не греши! Другого нет; все остальное - внешнее, в лучшем случае - религиозное просвещение, т.е. знание текстов, молитв, обрядов и праздников. Но центральным нервом религиозного сознания и религиозной практики является не просвещение, а воспитание, а обилие храмов и армия священнослужителей, может оказываться в воспитании не решающим фактором. Таков печальный вывод самой истории.

Теократию как оптимальный способ синтеза светского и священного не вернуть. Поезд истории ушел. Что было возможно на заре истории, того не вернешь, как не вернешь детство. Но нельзя реанимировать и тем более поощрять суррогат теократии, т.е. клерикализм, ибо забвение главной цели, а именно - воспитание народа, рано или поз дно оборачивается против церкви и ее клира. Красноречивее всего об этом свидетельствуют Реформация, Великая французская революция и Великая Октябрьская революция, "культурная революция" в Китае и эксперимент красных кхмеров в Камбодже.

Мне кажется, очень хорошо на эту тему высказался Президент Католического университета Н.Лобковиц в своей статье "Христианство и культура":

Теперь, мне кажется, легче будет объяснить, как следует подходить к факту все уменьшающегося воздействия християнства на нашу культуру, а также в чем должна будет состоять наша задача - как христиан. Разумеется явление секуляризации можно объяснить многими причинами: тем, что все больше людей отходят от Церкви или становятся безразличными к моральным принципам, однако одна из причин - а может быть, и самая главная, заключается в позиции самой Церкви - включая и нас с вами: в течение слишком долгого времени она отказывалась признать за секулярными областями жизни законное право на автономию; слишком поздно она осознала, что суть культурного воздействия Церкви не в том, чтобы иметь влияние на власть, не в миссионерской деятельности и прозелитизме, и даже не в том, чтобы убеждать; суть скорее в том, чтобы Церковь всегда была здесь, откликаясь на наши сегодняшние нужды, находя подобающие ответы на вновь возникающие вопросы и не навязывая себя другим.

В самом деле (хоть это и страшно произнести вслух), есть по меньшей мере два основания подозревать, что Церковь сама спровоцировала свое поражение в битве за культуру. Во-первых, она была недостаточно внимательна к примеру своего Господа, которому призвана была следовать. Слишком часто, вместо того чтобы исполнить заповедь любви, она наставала на ужесточении закона; вместо того чтобы тихонько стучаться в двери, взламывала их; вместо того чтобы просто быть здесь - открытой для всех нуждающихся и готовой служить им, она громко требовала, чтобы служили ей; вместо того чтобы униженно принимать оскорбления, гордо давала им отпор. Вторая причина не так бросается в глаза; она состоит в том, что Церковь в известном смысле сама подточила фундамент, на котором возведено ее здание [1, с. 78-79].

Но не менее губительна для религии, а значит и для Церкви другая крайность - превращение религиозной организации в марионетку идеологической и политической конъюктуры, интеграция в государственную   машину. И здесь позволю привести пространную выдержку из статьи иерея Тимофея Кучука, прекрасно высвечивающую ту опасность, когда Церковь превращается в слугу государства:

Победа часто оборачивается поражением, свобода от гонений -зависимостью от власти. Надо признать, что и сегодня это одна из серьезнейших проблем современного христианского общества. Обращение императора Константина в 4 веке повлекло за собой самый большой перелом из всех, когда-либо переживаемых Церковью. И эта перемена не исчерпывается изменением церковно-государственных отношений, внешних условий жизни. Намного важнее вызванные им сдвиги в самом христианском сознании, переросшие в многовековое трагическое недоразумение между теократической Империей и Церковью. Эти проблемы мы не изжили сегодня, с ними Церковь вступила в новое тысячелетие.

Объясняет эту проблему личность Константина и его первые шаги в христианской жизни. В сознании Константина христианская вера пришла не через Церковь, а была дарована лично при выполнении им царского служения. Он обратился не как человек, ищущий Истину только ради ее самой, а как император: Сам Христос санкционировал его власть...

Это обращение не повлекло за собой никакого пересмотра теократического сознания Империи, а напротив, самих христиан, саму Церковь убедило в избранности Императора, а в Империи заставило видеть богоизбранное и священное Царство. Вся проблематика этой победы была в том, что первый христианский император оказался христианином вне Церкви. В лице императора Империя стала христианской, не пройдя через кризис крещального суда.

Языческое восприятие теократической империи осталось после обращения Константина и стало тяжелым наследством христианства. Выражалось оно в таких вещах, как обожествление власти императора, а отсюда и мнения о том, что император может влиять лично на религиозную жизнь человека, Церкви. Так был нанесен первый удар по независимости Церкви и замутнено сознание ее инопригодности по отношению к государству.

Пример: донатистская смута, возникшая в Африканской Церкви на почве недоверия к клирикам, не выдержавшим гонений, апеллировала к императору с просьбой разбора их дела на Церковном суде незапятнанных епископов. Главные иерархи Галлии собрались в Риме под председательством папы Мильтиада и выслушав обе стороны, торжественно подтвердили приговор Карфагенского собора. Дело, казалось бы, было решено согласно всем церковным правилам, как того хотели и сами донатисты. Но последние снова обратились к императору. И тут Константин сделал непоправимый шаг, с которого начинается многовековое трагическое недоразумение между теократической Империей и Церковью. Вместо того, чтобы принять Церковное решение, некрещеный император посчитал себя вправе исполнить просьбу донатистов и собрать новое расследование. Так был нанесен первый удар по независимости Церкви и замутнено сознание ее иноприродности по отношению к государству. А когда после долгих разбирательств уже и сам император понял заблуждения донатистов, то последовала самая страшная из всех ошибок - государственная машина обрушилась гонениями на еретиков, сделав из них мучеников, что привело к долгому процессу лечения духовной болезни. Еще более полно проблема христианского сознания проявляется в борьбе с арианством и другими ересями, которыми наполнен весь соборный период церкви. Языческое восприятие теократической идеи государства, унаследованное Византией от Рима, также было воспринято и другими православными государствами, будь-то Болгария, Сербия и наша Русь, явившая миру Российскую империю, когда император считает себя религиозным законодателем Империи, ее религиозным средоточием и при всем этом как христианин не могущий смешивать христианство с языческой ложью. Эта двусмысленность теократической идеи православного царства всегда была дамокловым мечем над Святою Церковью [2, с. 36-37].

Использованная литература

1.  Лобковиц Н. Христианство и культура // Вопросы философии. – 1993. -           № 3.

2.  Иерей Тимофей Кучук. Истина как историческая реальность в философско-религиозных размышлениях // Філософія. Культура. Життя: Спецвипуск. - Дніпропетровськ, 2006.

 Філософія. Культура. Життя. Спец.вип.. Дніпропетровськ, 2007