|
В. И. Шубин
ТРЕБОВАНИЕ ВРЕМЕНИ:
НЕ НОВЫЙ РАЦИОНАЛИЗМ, А НОВОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ
Сциентистская парадигма –
следствие становления и утверждения антропоцентрического
мировоззрения, пришедшего на смену теоцентризму, привела к
отказу как от Бога, так и от Космоса. Вместо того, чтобы
дополнить идею Космоса идеей Человека, европейская цивилизация
отказалась от того и от другого. Таковы неизбежные следствия,
вытекающие из антропоцентрической установки. Таким образом,
научная картина мира, вызревшая в недрах античности и
средневековья, и утвердившаяся в Новое время, подорвала и в
дальнейшем вытеснила космоцентрическую и теоцентрическую модели
бытия мира и человека. Итогом этой рационалистической парадигмы
стало отчуждение человека от природы, потеря его укорененности в
Космосе, которая тем быстрее свершалась, чем активнее происходил
отрыв человека от земли, вовлекающей человека в природные циклы.
В античном космоцентризме имело место принижение роли личности,
растворение человека в объекте, в космической стихии; в научном
же мировоззрение, а точнее – в научной картине мира,
реализовалась другая крайность – утеря самоценности природы,
противостояние субъекта объекту, самообожествление субъекта.
История знает множество
различных цивилизаций, но абсолютное большинство из них было
нацелено на воспроизводство сложившегося однажды и освещенного
авторитетом религии социокультурного опыта, системы ценностей.
Жизнь конкретного индивида в этом случае почти полностью
определялась внешними по отношению к нему факторами, поэтому
силы его внутренней детерминации, то есть разум, воля, совесть и
другие феномены субъективного мира, были скованы и не
обнаруживались в свободном творческом самоутверждении. Появление
нового в этих традиционных культурах было возможно лишь в
обличии традиций, как, например, имело место в случае со
средневековой индийской философией, арабской поэзией или
китайской драмой. Новое было возможно также в результате
внешнего заимствования, но оно не наносило ущерба ядру данной
культуры, то есть сложившейся системе ценностей. Человек
рассматривался в качестве универсума (божественного, природного,
космического, социального) и ни в коем случае не
противопоставлял себя целому. Таковы существенные особенности
традиционных цивилизаций.
Принципиально иной тип
культуры и цивилизации сложился в Западной Европе. Это произошло
в результате исторического диалога античной (греко-римской) и
христианской средневековой систем ценностей. Итогом данного
диалога стало формирование в эпоху Возрождения нового образа
человека, устремленного на свободное самоопределение в мире. Это
потребовало коренной переоценки традиционного мировоззрения. На
протяжении полтысячелетия, отделяющего Средние века от Нового
времени, имели место три эпохальные явления – Ренессанс,
Реформация и Научная революция
XVII
века, каждая из которых явилась этапом в преодолении
теоцентрического мировоззрения и становления новоевропейской
самодостаточной мирской модели мира. Итальянское Возрождение
представляло собой первый и решающий шаг к новому
миросозерцанию, рассматривающему мироздание в качестве абсолютно
автономной системы, независимой от каких-либо надмировых
сверхприродных влияний. Эта мировоззренческая эмансипация была
одновременно и эмансипацией человека, что и составляет сущность
ренессансного гуманизма.
К середине
XVII
века критическая «переоценка ценностей» (Ф.Ницше) завершилась
утверждением новой культуры. Ее отличали следующие особенности.
Во-первых, динамизм, то есть готовность к отказу от прежних
стереотипов мышления, форм жизни и способов деятельности в
пользу более эффективных и прогрессивных; во-вторых,
десакрализация, то есть дистанцирование от религиозного мышления
и религиозной практики; в-третьих, утверждение свободы в
качестве высшего и неотъемлемого права человека; в-четвертых,
ориентация не на прошлое, как это имеет место в традиционных
культурах, а на будущее, на изменение существующего образа жизни
и мысли. В соответствии с этими установками самоценной
признается ориентация на действие, поиск, открытие и утверждение
нового во всех сферах жизни, что провоцировало на критику
традиции. Новоевропейская культура впервые не содержит в своем
социокультурном опыте религию. Вытеснение ее на духовную
периферию внесло колоссальный момент неопределенности в
человеческое существование и побуждало искать альтернативные
религиозным императивам смыслы, идеалы и ценности. В культуре
Нового времени они синтезировались в вере человека в свой Разум,
в способность самостоятельно творить мир на принципах социальной
справедливости, равенства, гуманизма и всестороннего развития
сущностных сил человека безотносительно к какому бы то ни было
заранее установленному масштабу (Маркс).
Успех преобразующей
деятельности, приводящей к позитивным для человека результатам и
социальному прогрессу, рассматривается в техногенной культуре
как обусловленный знанием законов изменения объектов. Такое
понимание органично увязывается с приоритетной ценностью науки,
которая дает знание об этих законах. Научная рациональность в
этом типе культуры выступает доминантой в системе человеческого
знания, оказывает активное воздействие на все другие его формы.
Но в традиционных культурах этого нет. Там наука подчинена
религиозно-мифологическим или философско-идеологическим формам
знания, которые доминируют в мировоззренческих ориентациях
эпохи.
Среди ценностных приоретеов
техногенной культуры можно выделить особое понимание власти и
силы. Власть здесь рассматривается не только как власть человека
над человеком, что имело место и в традиционных обществах, но
прежде всего – как власть над объектами. Причем объектами, на
которые направлены силовые воздействия с целью господства над
ними, выступают не только природные, но и социальные объекты;
они тоже становятся объектами технологического манипулирования.
Из этой системы ценностей вырастают многие другие особенности
техногенной культуры. Техногенное общество сразу после своего
возникновения начинает активно воздействовать на традиционные
цивилизации. Иногда эти изменения становятся результатом
военного захвата, колонизации, но чаще – итогом процессов
догоняющей модернизации, которую вынуждены осуществлять
традиционные общества под давлением техногенной цивилизации. В
конце ХХ века модернизационные процессы перерастают в
глобализацию. Техногенная культура внедряется во все регионы
мира через технико-технологическую экспансию и мировой рынок.
Техногенная цивилизация дала
человечеству множество достижений. Научно-технический прогресс и
экономический рост привели к новому качеству жизни, обеспечили
возрастающий уровень потребления, медицинского обслуживания,
увеличили среднюю продолжительность жизни, поэтому большинство
людей связывало с прогрессом этой цивилизации надежды на лучшее
будущее. Еще полвека назад мало кто полагал, что именно
техногенная цивилизация приведет человечество к глобальным
кризисам, когда оно окажется буквально на пороге своего
самоуничтожения. Экологический, антропологический кризисы,
растущие процессы отчуждения, изобретение все новых средств
массового уничтожения, грозящих гибелью всему человечеству, -
все это побочные продукты техногенного развития. Поэтому сейчас
стоит вопрос: можно ли выйти из этих кризисов, не меняя базисной
системы ценностей техногенной культуры?
Эту систему ценностей придется
менять. Неизбежны изменение отношения к природе, выработка
нового понимания целей человеческой деятельности, чем то,
которое представлено фундаментальными мировоззренческими
установками техногенной культуры. Не возврат к
традиционалистским обществам и не продолжение техногенного
развития с обострением глобальных кризисов, а переход к новому,
третьему типу развития, который обеспечил бы выход из этих
кризисов.
Проблема тотальных переходных
эпох в истории как особых динамических состояний сообществ того
или иного масштаба и цивилизации в целом привлекает внимание все
расширяющегося круга наук и прежде всего потому, что состояние
современной цивилизации ощущается как переходное.
Предпринимаются попытки приподнять завесу тайны над нашей
судьбой, то есть прогнозировать ход истории. Начиная с Гесиода и
кончая Шпенглером, Сорокиным, Тойнби, Львом Гумилевым, можно
наблюдать своеобразные попытки составить подобие периодической
системы элементов для истории. Ни одна не привела к решению
сверхзадачи, но каждая внесла нечто новое в понимание того, как
протекает история. Говоря словами Шпенглера, речь идет о
морфологии истории, но форма способна сказать многое и о
содержании. С экспериментальной точки зрения, хотя бы
минимальное приближение к осмыслению указанной задачи может дать
наблюдение над эпохами, представляющими модели завершенных
переходных состояний от одного относительно устойчивого к
другому относительно столь же устойчивому. Устойчивым будем
считать такое состояние общества, при котором структура
доминирует над процессом. Соответственно, переходное общество
может быть описано как выход событийно-процессуального субстрата
из-под контроля структуры. Поскольку каждая структура является
производной от парадигмы, содержание перехода составит смена
парадигм. Не подлежит сомнению, что современное человечество
находится в переходном состоянии, а контуры становления его
нового качества, то есть новой цивилизации, размыты и не
предсказуемы.
Когда речь идет о типах
цивилизационного развития, то это не совпадает с формационным
подходом, акцентирующем противопоставление социализма
капитализму. Хотя эти два социальных строя в ХХ веке жестко
противостояли друг другу, тем не менее, их можно рассматривать
как два альтернативных варианта техногенного развития. Их
соперничество не исключало общих черт в базисных ценностях,
характерных для техногенной цивилизации, таких как: признание
ценности креативной деятельности, нацеленной на преобразование
мира; пафос подчинения природы человеку; идеал творческой
личности; особая ценность научной рациональности, новаций и
прогресса. Нельзя забывать, что марксизм, который был идеологией
советского социализма, возник в рамках техногенной культуры, был
ее детищем и не ставил под сомнение большинство ее базисных
ценностей, а лишь давал им специфическую интерпретацию.
Главный инструмент реализации
своих идеалов и ценностей новоевропейский человек усматривал в
науке. И не без оснований, ибо благодаря открытиям
XVII
– XIХ
веков и их последующему воплощению в техническую практику в
Западной Европе, а позднее и в США, возник новый тип
цивилизации, получивший название индустриальной или техногенной.
Она основана на знании законов природы и умении использовать их
в интересах человека. Таким образом, в западной культуре
центральное место занимает наука. Она ориентирует человека на
идеалы и нормы рационального мышления, то есть расчет,
калькуляцию, логику, исчисление последствий. Практическое
воплощение этих идеалов в жизнь предполагает постоянную
экспансию искусственного (технического) мира и подчинение
действий индивида искусственной среде. Это значит, что мир
техники обретает собственную логику бытия и чтобы нормально
функционировать, он должен ассимилировать в себя человека и
превращать его в один из элементов социотехнической системы. Но
тем самым человек превращается в «одномерное» существо, ибо
только в таковом качестве он нужен техногенному обществу.
«Одномерность» означает прежде всего отсечение человека от
ценностей гуманистической культуры, которую репрезентируют
философия, искусство, мораль, религия. Эти формы общественного
сознания аккумулируют в себе инонаучный опыт о мире, часто
нерационализируемый, но жизненно важный. Они связывают человека
с подлинным бытием – Богом, природой и другими людьми.
Наука, таким образом, является
наиболее аутентичной формой манифестации творческих потенций
разума. Опредмечиваясь в технике, в способах организации труда,
системах коммуникации, социальных институтах и образе жизни
людей, она кардинальным образом преобразует мир и расширяет поле
человеческой деятельности. Не удивительно поэтому, что уже к
концу XIХ
века на волне индустриализации наука заняла центральное место в
духовной культуре западной цивилизации. Тем самым в лице науки
разум превратился в меру всех вещей, а это сильно сказалось и на
других сферах культуры. Так, мораль получила утилитарное
истолкование; искусство сделалось дегуманизированным
(абстракционизм, кубизм, футуризм, конструктивизм – все это
формы инобытия рацио в художественном творчестве); религия
оттеснена в частную жизнь, а философия занялась переосмыслением
собственных оснований или же превратилась в служанку науки.
Сформировавшаяся научная картина мира стала претендовать на
статус мировоззрения; появилось даже выражение – научное
мировоззрение. Мир, согласно данному мировоззрению, есть
детерминистская конструкция, прозрачная для научного разума и
потому доступная калькуляции и расчету; социум подвержен в такой
же степени прогнозированию как и природные объекты, что
позволяет взять под контроль общественные процессы и обеспечить
каждому индивиду возможность всестороннего развития.
Реалии ХХ века, однако, внесли
в эту схему такие трансформации, которые, по сути, изменили
образ человека и парадигму культуры. Первым серьезным
столкновением классического разума с жизнью стала мировая война
1914 – 1918 годов; она подорвала веру западного человека в
идеалы рационализма и прогресса, а также в собственные
мессианские устремления. Наиболее ярко этот кризис в
умонастроениях времени выразил О. Шпенглер в своей знаменитой
книге «Закат Европы». К середине ХХ века стало понятно, что
человек – существо в такой же степени рациональное, как и
иррациональное, созидающее и деструктивное, интеллектуальное и
эмоциональное, доброе и злое. В результате деконструкции
европейского самосознания открылся фундаментальный факт: данная
противоречивость в человека неизбывна, субстанциональна. Отсюда
следует, что рационально сконструированный западным человеком
мир не соответствует всей полноте человеческой природы. Человек
укоренен в мире посредством всей совокупности своих сущностных
сил, а Разум – лишь одна из них. Его абсолютизация в лице науки
с неизбежностью ведет к деформации культуры, к ее одностороннему
развитию. Сущность нынешней деформации заключается в том, что
культура техногенного общества сориентирована на идеалы и нормы
научного познания. Испокон веков прерогатива выработки смыслов и
целей человеческого существования происходила в недрах
мифологического, религиозного и философского сознания. Однако, в
определенный момент развития науки в общественном менталитете
возникла иллюзия, будто научное миропонимание ( схема бытия) и
бытие как таковое суть одно и то же.
Попытки использовать науку в
несвойственных ей функциях прежде всего связаны с эксплуатацией
идеи будущего, хотя это будущее лишь недавнее изобретение
человеческого ума. Люди всегда жили в настоящем и доверяли
смысложизненным интуициям своих предков. Западная же наука, став
новой «осью» мировой истории, открыла перед человечеством
возможность посюсторонних перспектив. Тем самым будущее стало
превращаться для новоевропейского человека в фетиш, которому
нужно поклоняться и ради которого можно жертвовать настоящим.
Перспектива будущего предполагает вертикаль, то есть идею
прогресса; поэтому мир с перспективой будущего имеет «вершину»,
требующую ее достижения. Иначе говоря, научное сознание
порождает проективный тип культуры, в рамках которого
обосновывалась идея безграничного общественного прогресса
(Кондорсе), позитивной эпохи человечества (Конт),
коммунистической общественной формации (Маркс), общества
всеобщего благоденствия (Ростоу) и т.д. И опять сбой. Все
попытки подчинить жизнь индивида и общества рациональной воле
оказались несостоятельными. В итоге новоевропейская классическая
культура потеряла не только свое основание, но и свою вершину.
Сегодня все громче звучат голоса о «конце истории» (Фукуяма).
В свое время В. С. Стёпин
выражал надежду на то, что техногенная цивилизация в своем
развитии « … вступает в полосу особого типа прогресса, когда
гуманистические ориентиры становятся исходными в определении
стратегий научного поиска» [1, 18]. К сожалению, чаяния
мыслителя не сбылись; наоборот, на рубеже тысячелетий ситуация
стала еще более тревожной. Техногенная цивилизация переживает
тотальный кризис. В конечном счете, это кризис человека, ибо
общество состоит из людей. Главный симптом этого кризиса –
утрата смыслов, потеря ценностей духа и рост зла в мире. Именно
злое начало выступает на первое место в современном человеке.
Добродетель стала беспомощной. Апология зла, кажется,
окончательно скомпрометировала принцип Добра и с этим
невыносимым положением надо что-то делать. Самое страшное –
происходит самоотчуждение человечности от человека, то есть его
расчеловечивание, о чем постоянно предупреждали в своих работах
Николай Бердяев, Эрих Фромм, Альберт Швейцер и другие выдающиеся
мыслители ХХ века. Опасность угрожает отовсюду: со стороны
политики, ложной мистики, «массовой культуры», науки и
технической гонки.
Современная мировая культура
есть культура научно-техническая, а ведь ни наука, ни техника не
интересуются человеческими ценностями; наоборот, создавая
«вторую природу», т.е. цивилизацию, - они нивелируют
человеческую личность и участвуют в создании «массового
общества», где индивидуальному, неповторимому, духовно-высокому
не остается места. Техногенная цивилизация порождает ложные,
отчужденные формы сознания, в особенности сциентизм и
редукционизм, сводящий все сложное к примитивно простому.
Редукционизм в любой форме есть тяжкий крест
абстрактно-гуманистической цивилизации, которая превратила
культуру в социального аутсайдера, выдвинув на первое место
идеал «экономического человека», рыночных амбиций, искусственной
среды.
Иссушение духовных исканий и
ценностей до роботизированного, т.е. «искусственного интеллекта»
– это плачевный результат безмерных притязаний «эвклидового ума»
(Достоевский), стремящегося смоделировать человеческий дух на
технической основе, на путях формализации и алгоритмизации
живой человеческой
субъективности. В этом плане европейская научно-техническая
цивилизация – прямая наследница ментального переворота эпохи
европейского гуманизма и его проекции в Просвещение. Они
разрушили средневековые, то есть религиозные представления о
человеке как Божьем творении и воздвигли престол
человека-творца, призванного к «фаустовскому» активизму. Этот
исторический «штурм и натиск» на теологическую картину мира и
человека сыграл коллосальную роль в обожествлении человеческого
потенциала, отрицательные последствия которого стали зримыми уже
в ХІХ,
но особенно в ХХ столетии. Камни технической цивилизации и
редукционистской методологии были заложены тогда, но расплата за
это «зодчество» наступила через три столетия. Победы техники
куплены страшной ценой – гибелью биосферы и деградацией
личности. Человечество живет сейчас как в кратере
вулкана, но он же заговорит
когда-нибудь… И не взирая на грозящую катастрофу, не столь уж
отдаленный Апокалипсис, вульгарные вожаки и циничные
интеллектуалы, реализуя свою «волю к власти», искусно
манипулируют общественным сознанием, используя технику
информационных процессов для утверждения социального господства
и экономической прибыли. ХХ век пережил почти все формы
катастрофизма и если существуют надежды на лучшие времена, то
они должны быть подкреплены реальной деятельностью по внедрению
положительных ценностей, подлинной культуры и высоких идеалов,
блокирующих власть торжествующего хама. Между тем, два десятка
проектов «Римского клуба» дружно отвергнуты мировым сообществом,
в том числе и программа «нулевого роста». Но главное даже не в
этом. Проекты «Римского клуба», равно как и предложения Тоффлера,
Белла и других современных мыслителей сохраняют в целом
техногенную цивилизацию, проецируя ее в будущее и лишь убирая
наиболее одиозные признаки.
Никакие мелкие штукатурные
работы на фасаде современного социума не спасут! Корень зла – в
бездуховности и его эскалации в глобальном масштабе. Современная
индустриальная цивилизация с ее товарным фетишизмом,
потребительским отношением к природе и к самому человеку – эта
вещная цивилизация должна сойти со сцены истории. Иных путей
нет! Она является наследницей эпохи Возрождения, ибо с тех пор,
то есть 300-400 лет, а это блестяще показано в работе Ф. Броделя
[2], неуклонно двигалась по пути абсолютизации технической мощи
и материальных ценностей. Все глобальные проблемы современности
– это плата за технологическое могущество человечества. Иерархия
ценностей оказалась опрокинутой. Рыночная экономика оказалась
несовместимой ни с сохранением природы, ни с духовным развитием
человека, впрочем как и командно-административная система тоже.
В том и другом случае целью является материальное потребление и
сверхпотребление. Без ментальной революции, без утверждения
примата духовных ценностей над материальными любые проекты по
блокированию движения в пропасть обречены на провал. Нельзя
делать вид, что проблемы конца истории нет, а тем более
вуалировать тупики очередной шумихой. Таковой, кстати, является,
концепция «устойчивого развития», на деле не содержащая никаких
действенных мер по стабилизации социума. Невольно вкрадывается
мысль: или это сознательное лицемерие, или откровенная
маниловщина, крайне опасная по своим последствиям.
Человек способен выжить лишь в
моральном, то есть единственно человеческом облике, а это
возможно лишь в том случае, если носитель Разума исходит из
ценностей и ориентиров, выходящих за рамки скоротечной жизни
субъекта и ощущает себя исполнителем высших, надличностных
идеалов и целей. На языке философии это называется
трансцендированием, а на языке религии – верой в личное
бессмертие. Без религии не может быть морали. Наука в
нравственном отношении нейтральна, то есть имморальна; неужели
это неясно? У ней иные функции и задачи, совершенно далекие от
сугубо человеческих забот и чаяний.
Отступление гуманитарной
культуры перед сциентистской мстит за себя, ибо усиливает
роботизацию человека и релятивизацию ценностей. Гуманитарный,
нравственный вектор в культуре не может выжить в мире, в котором
«Бог мёртв», поскольку в нем атрофируется духовное измерение
бытия и самого человека, а стало быть неизбежно усиливается
самодовлеющая телесность в таких формах как техницизм, вещизм,
безудержный гедонизм, всеразъедающий скепсис и нигилизм.
Ситуация не то что тяжелая, а безисходно жуткая; ведь новые
поколения социализируются в этом бездуховном плюрализме, что
усиливает эскалацию антиценностей.
Стало быть, неординарность
нынешней ситуации заключается в том, что европейская культура,
утратив «вершину», одновременно теряет и собственное основание –
традицию. В основе новоевропейской традиции, напомним, лежат
идеалы и ценности высокого рационализма – вера человека во
всемогущество разума, в свое право господствовать над природой,
вера в реальность построения «светлого будущего» и воспитание
«нового человека». Но, как свидетельствует опыт ХХ столетия,
путь тотального господства на основе калькуляции и расчета, то
есть путь тотальной рационализации, ведет в тупик.
Новоевропейский проект в
основном себя исчерпал и необходима новая система жизнесмыслов,
«третья ось» мировой истории. Переориентация с цели на
становление ведет к другому искушению: к абсолютизации
творчества как такового. Действительно, современного человека
мало интересует будущее и проблемы потомков, он весь в
настоящем. Но это, похоже, мало заботит «восставшие массы» (Ортега-и-Гассет).
Они хотят жить «здесь и теперь». Суммируя суть происходящих
перемен, можно сказать следующее: на наших глазах происходит
рождение нового типа цивилизации. Ее именуют по-разному, но дело
не в названии, а в том, что формирующийся тип общества означает
переход человечества на какой-то принципиальный уровень бытия, в
котором поток креативности неудержим, как течение реки, и
перекрыть его невозможно. К чему это приведет, можно только
гадать, но некоторые моменты в этом процессе наводят на
определенные размышления.
Творчество – это, возможно,
самая интимная грань человеческой экзистенции. Ныне качественно
обновляется не только мир артефактов, то есть создаваемая
человеком предметная среда его обитания, но возникает и
невиданный прежде компьютерный мир виртуальной реальности.
Предоверяя творческий процесс компьютеру, человек расширяет
сферу искусственного, а сам превращается в пассивного
наблюдателя нового бытия, созданного кем-то другим. Сегодня
моделируется, математизируется, формализуется все, включая душу,
чувства, сознание. Самое глубокое противоречие современной эпохи
есть противоречие между естественным и искусственным.
Человеческое бытие все больше подчиняется императивам
функционирования искусственной среды. Другими словами, все
возрастающий вал творчества во имя творчества как такового,
безотносительно целей и берегов ведет к минимизации в нем
человеческого начала. А это приводит к тому, что творчество из
манифестации человеческой свободы превращается в проявление
произвола. Сегодняшний вал новшеств – это часто не буйство
духовной силы, а программа, калькуляция, машина. В подобной
ситуации нельзя исключать возможность самопроизсводства, а затем
самопорождения искусственной средой себя самой с перспективой
«снятия» человека. И такого рода предположения не беспочвенны.
Возможно, что в
XХI
веке произойдет самый удивительный технологический переворот в
истории человечества, и связан он будет с так называемыми
нанотехнологиями, позволяющими работать с объектами сверхмалой
величины. Возможность их появления в свое время предсказывал
лауреат Нобелевской премии, знаменитый физик Э. Фейнман. По его
словам, не за горами время, когда человечество сможет
конструировать материальный мир, манипулируя атомами и
молекулами, как теперь болтами и гайками. Сейчас уже созданы
первые «ассемблеры» - сборщики атомов. Энтузиаст нанотехнологий,
американский физик Э. Дрекслер убежден, что уже нынешнее
поколение «сборщиков» может создавать самовоспроизводящееся
интеллектуальное окружение человека, призванное решать и
удовлетворять любые его потребности. Какая культура будет
соответствовать нанотехнической цивилизации – вопрос
риторический. Ведь по сути, прецедентов в истории не было.
Отдаленным аналогом, возможно, может быть параллель с переходом
общества от варварства к цивилизации. Неопределенность ситуации
усугубляется тем, что нынешняя культура, лишенная «вершины»
(идеалов) и «основания» (традиций) мало чем может помочь в
прогнозах стремительно надвигающегося столкновения с будущим.
Требуется новое
мировоззрение, то есть образ бытия, в котором
ценностно-смысловые ориентиры были адекватными представлениям
человека о мире и о самом себе. Этот образ рождается ныне в
столкновении с классическим мировоззрением. Смысл отрицания
заключается в отказе от понимания природы как противостоящей
человеку механистической системы в пользу саморазвивающейся
реальности, неотъемлемым компонентом которой является человек.
Подобное понимание универсума ориентирует не только на добывание
научного знания, но и предполагает включение в стратегию
исследования ценностных, прежде всего гуманистических
ориентиров.
Взгляд на мир как на
континуум, то есть целостную, органично взаимосвязанную систему,
оказывается созвучным с интуитивными прозрениями древних
мудрецов. В этом смысле современные научные представления о
Космосе, жизни, человеке оказываются ближе к интуициям даосов и
античных греков, нежели к теориям классической науки. С
удивлением для себя мыслящие люди обнаруживают, что будущее
коррелятивно с прошлым, то есть имеет место космический
круговорот, что движение вперед есть возвращение назад – к
гармонии с природой, с Космосом, что культивировать надо не
отдельные способности человека (например, мышление), а развивать
все сущностные силы человека (идеал античности); что новые
основания социальных связей требуют ассимиляции некоторых
гуманистических принципов конфуцианства, буддизма и т. д.
Поиск новых культурных и
мировоззренческих оснований бытия человека не может быть делом
механического заимствования из прошлого опыта или произвольного
конструирования идеалов на манер утопий
XIХ
века. Эта задача во многом является проблемой отбора – как из
огромного социокультурного наследия различных цивилизаций,
существующих и исчезнувших, выбрать те, что окажутся адекватными
жизненным интенциям экотехнического общества. Главное, чтобы в
центре оставалась проблема единства, гармонии, целостности,
устойчивого развития общества и природы, гуманизации
общественных отношений и полноценного развития личности.
Будущее не предопределено, туда ведет множество дорог, но надо
помнить, что есть и тупиковые. М. Хайдеггер любил повторять
выражение Гельдерлина: « где опасность, там вырастает и
спасительное». Человеческой свободе и творчеству в условиях
мощной и все расширяющейся техносферы нужны «берега», причем не
только внешние, но и внутренние, которые ставит перед творцом
его совесть. Творчество имеет гуманистическую ценность лишь в
том случае, если оно развивает и обогащает жизнь новым
содержанием и теми качествами, которые служат развитию
сущностных сил человека и не ставят под угрозу бытие ни самого
человека, ни будущее всего мира.
Таким образом, альтернативой
научной картине мира в настоящее время чрезвычайно дробной и
противоречивой, должно стать антропокосмическое мировоззрение, в
котором субъект и объект, человек и природа не противостояли бы
друг другу, а находились в гармонии. Крайности как традиционного
(античного и средневекового) мировоззрения, так и
новоевропейского (рационалистического) мировоззрения должны быть
сняты в новом синтетическом мировоззрении, ассимилирующем все
ценное в планетарной цивилизации.
Литература
1. Стёпин В. С. Научное
познание и ценности техногенной цивилизации // Вопросы
философии, 1989, № 10.
2. Бродель Ф. Структуры
повседневности: Возможное и невозможное. М., «Прогресс», 1986.
Філософія. Культура. Життя. Вип..
27, Дніпропетровськ, 2006
|
