ПУБЛИКАЦИИ В.И. ШУБИНА

 В. И. Шубин,

ФЛОРЕНСКИЙ  И  КАНТ

     Нет нужды давать общую характеристику этого удивительно талантливого сына земли Русской. Это замечательно сделано Н. Лосским и С. Хоружим1. Известно, что философия Флоренского подвергалась резкой критике, особенно Н.А.Бердяевым в статье “Хомяков и священник Флоренский” и Г.Флоровским в его книге “Пути русского богословия”. Официальная же церковь с недоверием и подозрительностью отнеслась к его софиологическим изысканиям и не только потому, что они имплицитно затрагивали концепцию            тринитаризма, но и вносили в теологические проблемы дух диалогичности, противоречия, антиномизма. А последнее шло от Канта.

     Влияние Канта на Флоренского можно объяснить двумя причинами. Во-первых, конец XIX  - начало ХХ веков - это период расцвета неокантианства. Так или иначе Кантом “переболели” многие русские мыслители этого периода и “дух эпохи” не мог не затронуть Флоренского. В интерпретации бытия было модно прибегать к антиномиям, т.е. к выражению истины посредством двух взаимопротивоположных суждений, а потом к примирению их и к преодолению противоречия. Достаточно прочесть в “Столпе” письмо шестое - “Противоречие”2 , чтобы убедиться в том, что учение об антиномиях в нем изложено не без влияния Канта. Во-вторых, по стилю мышления Флоренский натуралист, органически сочетающий в себе склонность к физике, механике, математике, а такой тип мышления в философии тяготеет к кантовскому критицизму. Как у Канта разум запутывается в антиномиях, так это нередко имеет место и у Флоренского в теологических интерпретациях. Лосский Н.О., например, отмечает как совершенно неудовлетворительное решение следующей антиномии. Флоренский, с одной стороны, утверждает, что все будут спасены и достигнут вечного блаженства, а с другой: некоторым суждены вечные муки. Разрешается противоречие следующим образом. Флоренский постулирует идею о том, что человеческая личность состоит из двух “я”, которые могут отделиться друг от друга, а по сему одно “я” обречено на вечные мучения, а другое - на вечное блаженство. Стоит ли говорить и доказывать, что это мало убедительно. Но симптоматично другое. Подобно тому как Кант противопоставил теоретический и практический разум, так и Флоренский разорвал живое единство личности, сделав противоположными и самостоятельными в ней святость и греховность.

     Влияние Канта сказывается и в другом - в усиленном внимании к проблемам познания. Как и многие его современники, Флоренский отдал дань времени, когда в философии доминировала неокантианская гносеология. В “Столпе” это проявляется в стремлении дать собственное решение таких гносеологических проблем как природа истины, соотношение веры и разума, норма деятельности рассудка, обоснование логической теории антиномий и др. При этом Флоренский резко критикует Канта, не замечая, однако, того, что в общей концепции разума повторяет кантовский дуализм. В самом деле, автор “Столпа” радикально противопоставляет верность разуму и верность Церкви, науку и веру, сознание и чувство, логику и мистику, сердце и ум. Резкий антиномизм,  экстремистская картина человеческой тотальности, полярная враждебность человеческих качеств - за всем этим пока стоит молодой мыслитель и теолог, спорящий сам с собой, но прошедший школу трансцендентального идеализма.

     “Познание совершается любовью” - таков эпиграф к замечательному труду Флоренского “Столп и утверждение истины”. А что же истина? Вопреки глубокой мысли, выраженной в эпиграфе, в самой книге постоянно проводится идея: “истина есть антиномия”3 , т.е. продукт самопротиворечивого рассудка. Флоренский обращается к истории философии, толкуя ее как историю антиномизма, зачисляя в число его сторонников всех крупнейших мыслителей от Парменида до прагматистов.

     В дальнейшем он откажется от резкого антиномизма, но сохранит его как принцип своего мировоззрения навсегда.  Это неизбежно отразилось на его общей концепции тринитарного Бога. Конечно, он не принял позицию Беме и Шеллинга о темном начале в природе самого Бога, не согласился с предположением Вл. Соловьева о возможности грехопадения Софии, но тем не менее общий вектор антиномизма в восприятиии Бытия вносит диссонанс в соотношение ипостасей Бога. Не случайно богослов святоотеческого направления Георгий Флоровский замечал: “Всего менее здесь можно угадать книгу христианского философа”4 .

     Кант признавал религию в пределах только разума. Флоренский был священником, но до принятия сана прошедшим школу новоевропейской философии с ее рационализмом и скептицизмом. Не к тому ли времени относятся следующие слова отца Павла? - “Каким холодным и далеким, каким безбожным черствым кажется мне то время моей жизни, когда я считал антиномии религии - разрешимыми, но еще не разрешенными, когда я в своем гордом безумии утверждал логический монизм религии”5 . В конечном счете эти слова означают разрыв с Кантом, ибо осознание того, что в истины религии надо верить, а не строить религию в пределах только разума.